Светлый ангел

СВЕТЛЫЙ АНГЕЛ

Денёк выдался на редкость чудесный. Жары ещё не было.
Ясное синее небо, громко щебечут беззаботные птицы. Также безоблачно было и на душе.
Тамара вышла из храма. Сегодня у неё особенный день. Батюшка Александр разрешил ей,  обыкновенной прихожанке, подпевать на клиросе. Сбылась ее давняя мечта. Да и как сбылась! Служили сразу два акафиста - Святой Троице и Блаженной Ксении Петербургской. А день будничный, среда. Людей собралось немного. Певчие разошлись по своим делам. Из «голосистых» осталась только пожилая Неонила. Так что пели по сути вдвоем, но прихожане остались довольны, а больше всех сама Тамара.
На лице и на белом шарфике, лихо закрученном за уложенную на затылке косу, после окропления блестели капельки святой воды. Поправив длинную белоснежную индийскую юбку, она чуть заметно улыбнулась. Припомнила, как утром на минуту полюбовавшись в зеркало, услышала за спиной  подшучивающего мужа: «ну….прям невестушка…».
Домой идти было еще рано: день выходной, отпуск. И ноги сами повели по дорожке вниз  к самому берегу Волги.
Начало июня, а полноводный волжский разлив продолжается. Впервые за несколько последних лет Волжская ГЭС дала реке воды вволю, и весеннее половодье стоит уже больше месяца.
Закатанная в бетон, набережная протянулась почти  на километр. Волга напротив города  не так широка, прекрасно просматривается живописный берег Сарпинского острова.
Безлюдно. Ранний клев окончен, рыбаки сматывают удочки, и расходятся. Медленно, чуть вразвалочку поднимается по крутому бетонному склону старый ворчун «Витюша» - Виктор Иванович, сослуживец Тамариного свёкра, могучего здоровяка, так оглушительно неожиданно покинувшего этот бренный мир. Уже мало, кто остался в живых из бравой эскадрильи дальней бомбардировочной авиации. Очень осторожный и вечно больной Витюша по-прежнему скрипит старыми летными ботинками.
Тамара вежливо поздоровалась, но Витюша заглядывает в зелёный пластиковый пакет с ещё трепещущейся селёдкой. Улов, по-видимому, неплохой. Вот старик и радуется, никого не замечая вокруг.
 Волга, такая любимая и родная, величаво несёт свои могучие воды к седому Каспию. Пряный полынный запах травы. Звонкая песенка жаворонка над тихим берегом, льющаяся сверху оттуда, с высокого бескрайнего голубого небосвода.
А здесь, у воды, только изредка покрикивают чайки. Их почему-то немного. «Странно, - подумалось вдруг Тамаре, - теперь самое время волжской селедки: она идёт вверх по реке огромными стаями, гонит тучи малька, а чаек немного...».
Часто, стоя на берегу ей вспоминались слова старой любимой песни «Издалека долго  течет река Волга».
«Течет моя Во-о-лга, а мне семнадцать лет…,» - тихо пропела женщина, улыбнувшись немного грустно. В сумочке лежало новехонькое, вчера полученное пенсионное удостоверение.                      
Выданное «по-старости», оно совсем не вязалось с моложавой и стройной, новоиспеченной «пенсионеркой».
    А старость то, даже и не чувствуется, - вздохнула она всей грудью, и тихо рассмеялась.
    Мимо, взметнув облако пыли, промчалась красивая блестящая иномарка.  Громкая музыка и нетрезвые громкие голоса - всё это удалялось дальше, на самый дальний край набережной, на дикий «собачий» пляж.
Волгоградская жара только-только набирала силу, зной усилится к полудню, а до него ещё далеко.
Тамара разулась, голыми ступнями осторожно попыталась приблизиться к воде, но не тут то было. Бетонный склон был крут, часть его, за месяц пребывания  в воде, покрылась зеленой слизью. «Склизко…», - вспомнилось, как говаривал дедуля.
Душа, как часто случалось после церковной службы, ликовала. В эти минуты ушедшие уже из  жизни родные были незримо рядом - и добрая бабуля, и тётечки, и особенно МАМА! Милая, родная, тихо излучающая неповторимую сердечную улыбку, всё и всегда  понимающая без слов.
Вдруг взгляд Тамары невольно остановился на приближающейся к ней по берегу высокой молодой девушке.
Какие длинные ноги! Каблучки модные, высоченные. Как же ей, миленькой, неловко-то спускаться по наклонной плоскости набережной. Взгляд гордый, надменный, и какой-то отрешенный, будто не замечающий никого и ничего вокруг. Откуда она здесь? Наверное, из той шумной веселой компании. Далековато  забрела.
Женщина не удержалась и тихо промолвила: «Девочка, осторожно, очень скользко на плитах!»
Красивое лицо отвлеклось от своих мыслей, и совершенно неожиданно исказилось неприятной гримасой. «Да пошла ты! Достали с нравоучениями. Нет от вас спасу! Нигде! - слова прозвучали громко, резко, словно пощечина.
         Тамара поспешила от девушки отойти подальше, решив, что та немного «не в себе».
Но резкий неожиданный всплеск за спиной заставил её обернуться. Девица  неуклюже барахталась в воде, безуспешно пытаясь руками ухватиться за край скользкой плиты.
 На лице её застыл панический страх, глаза были огромны от ужаса…
  Озноб пробежал по рукам, Тамара оглянулась, помощи ждать рядом не откуда! Громко вскрикнув, во весь голос «На помощь! Люди!», она бросилась к тонущей девчонке. Сорвала с головы  прозрачный шарф, намотала на ладонь, другой конец бросила в воду, чтобы та могла ухватиться. Но течение уже так сильно сносило жертву, что шарфик просто не выдержал и оборвался, оставив в обеих руках жалкие волокна мокрой ткани.
 На крик уже бежали люди, но они были еще так далеко.
       Чем бы еще удержать на воде несчастную? Мысль пришла мгновенно. Тамара стремительно сбросила с себя юбку, скрутила её подобием жгута с узлом на конце, и быстро кинула в руки тонущей. Та схватилась так цепко, что едва не увлекла за собой в воду спасительницу.
  Наконец подоспела помощь, несчастную вытаскивало множество рук. Подруги наперебой заставляли её сделать глоток-другой из бутылки, кто-то растирал ее, кто-то обнимал. Девушка уже смеялась от радости, глотала крепкую жидкость; скривившись, кашляла, чем вызывала у окружающих дикий смех.  Все были безумно счастливы.
    Только Тамара одиноко сидела на каменном бордюре, и пыталась зубами развязать одеревеневший узел на мокрой юбке. Отделившийся от шумной орущей компании крепкий рыжеволосый  парень подошел к ней, оглядел взглядом мутных нетрезвых глаз, смачно цокнул языком,  и  громко сказал: «Мадам, ах! какие на вас, пардон, чудные панталончики!»
«Не иначе вас, жеребцов, завлечь!….», - подхватила пьяную шутку полногрудая молодка. Вся компания дружно заржали, уставившись на Тамару, беспомощно пытавшуюся прикрыть свои незагорелые ноги.
Смеялись все, вместе с ними пьяно улыбалась и спасенная девица…
  Зубы едва не треснули, узел, наконец, поддался. Вот только новая юбка из белоснежной стала  грязно-зеленоватым бесформенным куском некогда красивой материи.    
      Кое-как натянув ее, и расправив это жалкое подобие одежды, Тамара закрутила на затылке свою роскошную пшеничную косу, прихватив ее случайной заколкой, и тихонечко поплелась вверх по склону набережной. Беспокоила пропажа сумочки, а в ней телефон, очки, кошелёк, новенькое пенсионное удостоверение. Вероятно, сумочка как тот шарфик, уплывала сейчас куда-нибудь по течению, наверное, к «седому Каспию»… в полную неизвестность.
    Перед ступенями на самую верхнюю террасу,  дорогу ей пересекла всё та же блестящая машина. Летя на бешеной скорости, вдобавок ко всему иномарка окатила Тамару липкими брызгами застоявшейся в луже прокисшей грязи. В глухо закрытом салоне ритмическими ударами стучала громкая музыка. Боковое стекло опустилось, пропуская высунувшуюся счастливую краснощекую рожицу, и, пролетая мимо, та прокричала: «Синьоре Понталонне! Наше вам,  с кисточкой!» Ветер и брызги грязи смыли с дороги другие слова, расслышать которые, к счастью, не удалось. Ребятам было по-прежнему весело.
    На каменных ступеньках пришлось нелегко. Юбка, ещё мокрая, так липла грязной вонючей тканью, что пеленала ноги. Сильно стучало сердце, отдаваясь каждым ударом в висках.
  Птиц уже не было слышно. Вдруг вспомнилась Блаженная Ксения. Кажется, именно её дразнили озорные мальчишки, швыряли камни. Спохватившись, Тамара пристыдила себя. «Господи, прости меня, грешную! – перекрестилась Тамара. - Святая Блаженная мати Ксения, моли Бога о нас, грешных!»
 Солнце уже припекало. Одежда успела подсохнуть, как-то странно затвердев, и теперь шуршала при каждом движении, как старая газетная бумага, превратившись в отталкивающее взор одеяние.
 К счастью, на троллейбусной остановке не было почти никого. Опустившись на скамью, обессиленная женщина прислонилась спиной к чуть прохладной стеклянной стенке. Сидевшая рядом девушка в прозрачно-крылатом платьице тотчас вскочила, демонстративно прихватив  пальцами нос и устроившись как можно дальше, тем самым давая понять, какие к тому же от одежды идут «ароматы».
        Подошел троллейбус - людей в салоне было немало, и Тамара сразу забилась в угол на самое заднее сиденье. Те, кто оказались рядом, сразу шарахнулись от неё в сторону.
         Подплыла дородная строгая кондуктор.
- И что у нас на проезд?-
         Стараясь не привлекать особого внимания, необычная пассажирка попыталась объяснить «хозяйке» салона, что деньги остались там, в пропавшей сумке,  и  очень робко попросилась проехать в долг…
- Люди добрые!? Где ж такое прописано? В долг! А ну марш отсюда, не-мед-лен-но! на следующей же остановке!
И чтоб духу твоего здесь не было!- угрожающий  монолог был завершен.
Тамара крепко стиснула в руках металлические поручни ближайшего сиденья.
- А вот не выйду! И всё тут!
 Кондукторша презрительно прыснула губами (она, по-видимому, давно не развлекалась) и, колыхнув пышной грудью, рявкнула так, что разбудила троллейбус: «Граждане пассажиры! Останавливаю троллейбус, покуда этот безбилетный пассажир не очистит салон!»
             Сглотнув слезу, Тамара отвернулась к окну.
Пассажиры зашумели. Седовласый сутулый мужчина в толстых роговых очках подошёл к незадачливой путнице и вежливо, но сердито сказал, чеканя каждое слово: «Гражданка имейте совесть! Вы всех нас задерживаете!»
    Строгая старушка, вся в черном, - тёмный платок на самые брови, крупные  четки, наверченные на ладонь, оглянулась со своего сиденья, уставившись на виновницу остановки, и  зашипела: «А всё потому, что Бога забыли. В таком виде? Женщина?! Всякий стыд потеряли»
    Не выдержав стойкого единомыслия, Тамара опрометью выскочила из троллейбуса на остановке, опустилась без сил на каменную ступень. Слёзы неудержимым ручьём катились по щекам. Она вспомнила,  идут дни Святой Троицы, закусив губу и не открывая глаз, стала молиться: «Пресвятая Троица, помилуй нас. Господи, очисти грехи наши, прости беззакония наша. Посети и исцели немощи наши Имени Твоего ради!»
              Неожиданно что-то легкое, теплое коснулось лица. Маленькие нежные пальчики растерли катившиеся слезы.  Женщина вздрогнула и открыла глаза.
    Широко распахнутые небесно-синие глаза ребенка  смотрели доверчиво и ласково. Золотые пушистые волосы весело переливались в лучах яркого летнего солнца. Они обрамляли чудесное ангельское личико маленькой-маленькой девочки.
- Не плачь!- строго сказала она,  смешно погрозив мокрым от Тамариных слез маленьким пальчиком.
– Я тебя в обиду не  дам! – добавила девочка совсем по-взрослому, и добродушная улыбка засияла, как яркий солнечный лучик.
          Но не успел прозвучать звонкий как серебряный колокольчик голосок, детскую ручонку резко отдернула подлетевшая откуда ни возьмись ярко раскрашенная бабушка в белых штанишках-бермудах. Она так проворно поволокла ребёнка прочь, что её голубые седые волосы встали дыбом.
 - Не смей! Слышишь, не смей! Руку дай немедленно! – говорила она громким клёкотом, и   маленькая ладошка в ту же секунду исчезла во влажной гигиенической салфетке.
«Никогда так не делай. Это бомжиха, наверное. Вон от нее как воняет. А может она  заразная!»
         Расталкивая машины, напрямик через дорогу ястреб в «бермудах» стремительно поволок за собой ангелочка, но тот украдкой повернул ко мне свою чудесную головку и весело помахал  крохотной розовой ладошкой.
        Тамара махнула в ответ, и почувствовала себя совершенно счастливой.

      Светлый ангел