Ирина Дегтярева

Италия прекрасна! Невозможно прекрасна! Когда-нибудь я буду настолько свободна временем и деньгами, что устрою себе самостоятельный тур минимум на месяц. И поеду туда именно зимой.
В своем паломничестве мы проехали от Милана до Рима, побывали на обоих побережьях, поднимались в горы. На севере была настоящая зима, шел густой снегопад, не готовые к такому приему, оставив все теплые вещи в чемоданах, мы все страшно промокли и замерзли, гуляя по Милану. Вообще, этот город оставил дурное впечатление не только из-за погоды. Жуткие пробки при одностороннем движении в центре: мы минут сорок ехали в одну сторону, чтобы развернуться и еще минут сорок ехать по противоположной полосе до нужного нам поворота. Центр город заполнен большим количеством бомжей, которые ведут себя более, чем нагло, мочась на тротуар и разводя костры около своих ночных палаток, установленных прямо в галерее нарядного торгового центра. Мне показалось, что у этих людей полно прав при полном отсутствии социальных тормозов, так нагло себя вели бомжи только в Чехии, пожалуй. Толпы темпераментной молодежи опять же, шум ярмарки около Дуомского собора, невозможность согреться и поесть из-за громадных очередей во всех точках питания и первое столкновение со спецификой работы нашего гида не добавили радостных впечатлений. Историческая и, особенно, культурная составляющая программы была им задвинута под рефрен: «Ну, мы же православные!». Так что я была в Милане целый день, а «Ла Скала» не видела даже со стороны!

Потом мы проехали весну, осень и лето: во Флоренции гуляли под проливным дождем, а в Венеции утонули в тумане, в горах около Ланчано и Лоретто мы застали рыжую листву на деревьях, пахло влажной грибной землей и падали звезды на крышу нашего шале. А в Неаполе и Амальфи было настоящее лето, цвели магнолии и «пахло лимоном и лавром», Рим же был зелен, солнце сияло на ярко-синем небе, цвели розы и во весь голос щебетали птицы. И это в декабре, когда в Москве было минус двадцать пять!

К этой поездке нельзя применить оценку: удачная или неудачная, ведь в списке ожиданий было только одно – поклониться Святителю Николаю 19 декабря в день Его кончины в Мирах, а остальные восемь дней прилагались по факту существования некой программы от паломнического центра «Покров». Я очень рада, что побывала в Бари, куда стремилась попасть много лет, мне было очень нужно приехать к Святителю Николая не просто так, а именно в паломничество, и все сложилось так, как надо: трудно и неоднозначно.

В базилику Святителя в Бари мы приехали накануне праздника, уже темным вечером, когда в собор можно было войти без препятствий и находиться там столько, сколько душа хочет. Как когда-то в Храме Гроба Господня, меня прибило к колонне около надгробия, я плакала и говорила, молилась Святителю Николаю, радуясь встрече, благодаря Его и прося о своем. И так же, как в Иерусалиме, пришло необыкновенное чувство, что тебя слышат, слышат и любят. «Я тут, Господи! – И я тоже тут…» - слов нет, чтобы выразить эту радость и страх…

На следующий день праздничная служба прошла, как во сне! Рано встали, быстро доехали. Очередь к мощам Святителя Николая в нижний Храм была всего минут на тридцать, мы стояли ровно одно пение акафиста, не больше. Я пела рядом с Юлей, молодой женщиной из Улан-Уде, обладательницей чистого высокого голоса, но неожиданно меня вознесло еще выше, чем ее! Ни разу в жизни я не звучала так сильно и красиво, наши голоса неслись в небо, отталкиваясь от плит древнего Храма, звенели высоко в облаках. Несколько раз начинал моросить дождик, кропя нас мелкими каплями воды, пахло морем и было легко-легко! Обычно в длинной очереди возникает несколько групп читающих акафисты, люди приходят в разное время и поют независимо друг от друга, но тут наше звучное пение организовало единый хор, вся очередь дружно и слажено пела Величание Святителю Николаю одним дыханием и одним сердцем! Как же хорошо и радостно нам было!

Внутри все прекрасно организовано, были выставлены подсвечники с родными восковыми свечами, девушки с русского подворья принимали записки и требы. Мы снова имели возможность приложиться уже к открытому престолу, под которым находятся святые мощи, освятить свои иконы. Из нижнего храма от мощей был организован вход в верхний, где как раз началась Литургия. Служил митрополит Новгородский и Старорусский Лев со свитой. Наш отец Петр тоже получил разрешение сослужить, мы видели его среди праздничного духовенства. Наверное, больше никогда в жизни не увидеть мне в подробностях и так близко все то, что происходит в алтаре во время Литургии, даже на Светлую седмицу, когда открыты Царские врата, видно не все. А тут, в католическом храме, без алтарной стены, все тайное было явным Исповедовались мы своему священнику вечером в гостинице, а причащались за Литургией. И как же мне было радостно принимать запивку у той самой женщины, которая накануне буквально подарила мне икону Святого Николая!

Я очень хотела приобрести икону Николая-Чудотворца, такую, чтобы была определенного стиля и вида: не писанную, но имитирующую живопись, на доске, размером с книжку. Я была уверена, что в магазине при Базилике я найду нужную, а вот и нет! Не было, не было ни одной такой иконы, все либо очень дорогие в окладах, либо резанные на дереве, чеканные, на оргалите, стеклянные – какие угодно, но не нужные мне! И времени мало, и где еще искать – непонятно. Душа прямо надорвалась, было так обидно и горько, что я даже растерялась: ну разве можно так убиваться из-за невыполненного желания! А потом мы поехали на наше русское подворье на вечернюю службу, еле-еле успели на помазание, народу – не протолкнешься, всюду очереди, а у нас приказ: никто никого ждать не будет. И мы стараемся быстро, мы спешим мимо икон и подсвечников, помазались и на выход. И вдруг я вижу свободную от посетителей молодую женщину, вышедшую а на помощь продающим свечницам, и бросаюсь к ней: «Покажите мне иконы Святителя Николая - вот ту, и вот эту»! Я прошу ее, но уже вижу издали, что это простые софринские иконы, золоченые бумажные изделия, не то, не то!!!! И вдруг она откуда-то из-под стола достает мне икону и говорит: «А вот эта подойдет?» И у меня начинается истерика: именно что подойдет - «Сколько? – Восемнадцать евро» Я радостно выдыхаю! И вдруг она говорит: «Женщина, погодите, ваша икона с браком, вот другая такая же». Да, другая такая же точно, но на квадратной доске, а моя на прямоугольной и гораздо меньшего размера, поэтому изображение Святого вытянуто вертикально, лик его тонок, тело и руки худы и несоразмерны. «Нет! Моя икона сама на меня вышла, я менять не буду». И я скатываюсь вниз по лестнице к своей группе с колотящимся сердцем, прижимая к себе свою ношу. Эта икона изображает именно Барский образ Святителя Николая. Купленные мною в подарок маленькие бумажные иконки Святого выглядят точно также. Образ необыкновенно теплый и родной, мне уже начали рассказывать одаренные подруги о чудесах, пришедших в их жизнь с появлением этой иконы и мира.

В Бари любят свою главную святыню и хорошо относятся к паломникам. Вот анекдотичный случай, рассказанный игуменом Киприаном, как он его назвал «апокриф»:
- Едим в автобусе в Базилику, где выходить, не знаем, сказали, что остановки две-три надо проехать, а там спросить. И вот мы вопросительно так восклицаем: «Санта Никола?» Откликаются все в автобусе, причем половина утверждает, что выходить надо на следующей остановке, а другая половина автобуса настаивает, что через одну! Спорят друг с другом, руками размахивают… Кончилось все тем, что они заставили остановить автобус между этими остановками, да еще дали нам провожатого до Базилики!»

Итальянцы с охотой откликаются на любую просьбу, улыбаясь, включаются в общение, причем им неважно, что я говорю по-русски или по-английски, они так же многословно отвечают мне на итальянском, и, что самое удивительное, мы вполне понимаем друг-друга. Не раз видела я говорящих по мобильному телефону людей, зажавших трубку между ухом и плечом, чтобы были освободить жестикулирующие руки. А в одном из соборов наблюдала проповедника, так же эмоционально двигающего руками, чтобы убедить в чем-то божественном свою паству.

Италия – стана памятников, мраморные статуи и их фрагменты повсюду! Точно также она переполнена мощами Святых! В каждом городе, в каждой церкви под каждым престолом, на стеллажах и в ризницах, за музейными стеклами, в кубках и саркофагах, в коробочках, крестах и статуэтках, в скрытом виде, под спудом или обнаженные – мощи везде! Их количество ошеломляет и напрягает, в голову невольно лезет Умберто Эко со своими торгующими святынями крестоносцами, и прочие «нежитийные» тексты. А тут еще наш гид и батюшка заспорили: один говорит, что вот эта глава Иоанна Златоуста, а другой вспоминает Афон и находящуюся там голову Святителя с ухом. А гид прямым текстом обвиняет братьев-греков в подлоге, причем звучит это так: «Ну, в подлинности уха мы не сомневаемся, а главу-то не видно! Ага! Что скажете?! Откуда вы знаете, что скрыто под окладом?» Тактичный батюшка счел благоразумным не ответить на это ничего:) Честно? После посещения Бари мой интерес к мощам пропал окончательно, душа была полна до краев и просто отказывалась благоговеть и тихонечко отключилась. Что не мешало неожиданным озарениям. Вот, например, в Риме мы поднимались по красивейшему Авентинскому холму к церкви свв. Вонифатия и Алексия. Миновали чудесный садик из апельсиновых деревьев и очень живописную смотровую площадку. В церкви звучали рождественские песни, горели огоньки… Житие Алексия, человека Божия, было первым, которое мне было преподнесено в самом начале моего воцерковления. Кто знает историю этого человека, поймет, что тогда вызвало мои возражения, и что я никак не могла понять и принять: юноша женился в угоду родителям, а потом ушел от молодой жены в первую же ночь и стал нищим во Славу Божию. И в нашей группе молодые люди так же стали недоумевать, в чем же святость и подвиг этого человека и чем вызвана к нему такая любовь, особенно на Руси. В этой церкви есть и чудотворный образ Пресвятой Богородицы, по преданию написанный евангелистом Лукой. И так хорошо там! И я вдруг поняла, что родители Св. Алексия, вымолив его рождение у Бога, обрекли его на служение Творцу, да не захотели отдать его полностью этому служению, как требовала душа его. И он, смиряясь, пошел им на уступки, проявил послушание, женился, обеспечив девушку статусом и деньгами, и оставил ее вместо себя родителям в утешение. А сам ушел, отрекшись от всего во имя Бога. И вернулся потом в дом родителей и своей жены, чтобы прожить остаток жизни в том месте, где ему было дано родиться, но прожить по-другому, не как человек грешный живет, а как человек Божий. И там, в тишине, около лестницы святого Алексия, пришла мысль о необходимости такого поступка: уйти, чтобы потом вернуться другим человеком! Вырваться из себя прежней, преобразиться, просветиться и вернуться другим путем! Кстати, эта церковь в Риме очень популярное место для венчания, вот парадокс.

Или вот в Амальфи гид предложил показать нам музей при Соборе Апостола Андрея Первозванного. Согласились, прямо скажем, мало кто. Но те, кто не помчался сразу по магазинам, а все-таки пошел в музей, были вознаграждены и обрадованы по-полной: там выставлены те святыни и святые мощи, которые нам не удалось посетить в Венеции! И нет в том музее препятствий, чтобы помолиться перед этими витринами всем, кому не пришлось помолиться накануне!
Или вот еще момент: в Ватикане, в соборе Святого Петра есть в одном пределе икона, про которую гид сказал, что это образ, сходный с «Скоропослушницей». Сердце екнуло: мой любимейший образ Богородицы, а не подойти, веревка натянута, а издали не видно, стекло бликует. И вдруг молодой служитель открывает мне проход и говорит по-английски: «Для молитвы проходите, для молитвы можно». И я устремляюсь к этому престолу, ах, как неожиданно хорошо! И страшно машу руками на свою группу, нацелившую фотоаппараты: «Вы что! Тут только для молитвы!»

Вообще, если бы кто снимал нас на пленку, а потом показал бы, как мы себя вели в Храмах, многим бы стало не по себе. Хуже язычников, честное слово! Интерес только один: мощи! Дайте нам мощи! А для чего? Помолиться? Или чтобы сфотографироваться на фоне? Ужасно смотрится человек, пять минут назад с пением молитвы ползущий на коленях, чтобы, отогнув зад, припасть к решетке, за которой лежат останки Святых, а потом, отвернувшись к Святыне этим самым задом, улыбаться на фото. Как охотники, добывшие дичь, и позирующие рядом с поверженными тушами. Буддисты, например, не позволяют себе фотографироваться на фоне своих священных сооружений, а особенно на фоне статуй Будды, прекрасно осознавая, кто ты, человече, а кто есть Будда. А мы, христиане, запросто позируем на фоне святых икон, рядом с раками Святых, протягивая руки свои к сосуду со Святыми Дарами, облокотясь на витрину с Туринской плащаницей. Мы расхаживаем вдоль престола, щелкая своими камерами, и не смотрим, куда наступаем и что задеваем при этом. Мы упрямо поем православные молитвы в католических Храмах, когда нас просят не делать этого, чтобы не нарушать тишину и молитвенное настроение католиков. Я одной паломнице задала вопрос напрямую, а чтобы она сделала, если бы в ее родной Храм пришла группа католиков и стала молиться по-своему, да еще захотела бы пройти в алтарь, чтобы там сфотографироваться. Мы были похожи на Пусси-Райт, ворвавшиеся на амвон, влекомые своими целями. И дела нам нет, что мы можем ненароком ущемить чьи-то религиозные чувства. Ведь это католический Храм! Впрочем, мои коллеги по группе именно так себя и оправдывали: «Ведь это КАТОЛИЧЕСКИЙ храм!» При всем этом нас встречали во всех почти соборах очень дружелюбно и с очень большим уважением. В Италии полно туристов, но группы, настроенные именно на поклонение святыням, приезжают только из России.

Посещали мы и приходы РПЦ. Почти в каждом городе есть русский храм, паству которого составляют наши соотечественники, большинство с Украины, из Молдовы и Белоруссии. Люди, оторванные от Родины, сплачиваются вокруг храма, строят общину, помогают и поддерживают друг-друга, общаются на русском языке. Для них храм гораздо больше, чем просто Храм. И так трогательно видеть коробочки для сбора пожертвований для восстановления церквей в родных местечках покинутой родины. А в праздник Святого Николая к нам в базилике подошла женщина с пирогами с капустой и повидлом, которые она специально напекла и принесла в Храм, чтобы угостить соотечественников в честь этого праздника, потому что так делали в ее родном украинском городе в этот день.

Очень теплое чувство оставило посещение русской церкви Рождества Христова во Флоренции. Это настоящий православный Храм, который строили специально, а не перестраивали католический костел. И батюшка там выглядит и говорит, как вынужденный выехать в эмиграцию какой-нибудь дворянин, белая кость-голубая кровь.
Посещение Флоренции дало повод вспомнить Петра Ильича Чайковского, и я несколько часов в автобусе пересказывала девочкам его биографию и историю переписки с фон Мекк.

Вообще, группа была очень интересная. Забавно наблюдать, как люди, такие разные, старательно настраиваются на одну волну, легко отбрасывают свои собственные хотения и стремления, подчиняя их программе, а главное – подчиняя себя, примериваясь, втискиваясь в тот прекрасный образ «православного человека», наделенного совершенно конкретными добродетелями, типа смирения, служения, послушания и т.д. Для меня чуть ли не важнейшим итогом этой поездки было знакомство и разговоры с сестрами, приехавшими из разных концов России, очень непохожих на меня внутренне. Мне было весьма полезно сравнить свою веру и свое отношение к церкви с ощущениями других людей. И некоторые примеры были очень поучительны: были люди, чья жизнь не делится на «православную» и «обычную», как у меня, она очень гармонична, все ритуалы, молитвенные правила вписаны в нее естественным образом, но при этом люди не выглядят зашоренными и фанатичными, у них есть все прочее, что есть у большинства нас: работа, дети, заботы, хобби и тд. Как и в поездке в Иерусалим, была в группе особая порода верующих женщин-простецов. О! Это моя особая любовь, такие люди! Но матушка Зинаида превзошла всех! Вера в Бога, вера в сны, в приметы, вера людским словам, газетам, особая вера в Николая-Чудотворца – и в тоже время житейская мудрость, любовь к ближним, готовность служить, простодушие, необидчивость и ласка – вот что такое эта бабулька. Как она шла за хромавшим батюшкой, шепча молитвы и крестя его постоянно, чтобы облегчить его боль! Как на ходу стащила декоративный сук, стоящий у входа в ресторан, чтобы сделать батюшке посох, и не хотела отдавать его выбежавшему официанту. Как она ворвалась в аптеку с громким возгласом: «Дайте нам скорее палку!», причем говорила она по-русски, размахивая руками, распугивая стоящую очередь :)) Мне было несложно объяснить ошарашенной продавщице, что нам все-таки нужно и купить эту трость для отца Петра, но ведь идея была не моя! И ее тяжелая сумка со всеми домашними документами, которую она таскала, не выпуская из рук, «по послушанию», и неизменно белый платочек… И батюшка тоже был очень хороший. Он улавливал настроение группы и находил нужные слова для вразумления, действуя  ненавязчиво, но очень убедительно. И очень радостно! Такой позитивный настрой, такая благодарность Богу за все, такие хорошие молитвы! Мы молились много и дружно, в дороге читали и правила, и акафисты, и жития святых. И наш автобус, проезжая по Италии, освятил ее дороги. И очень долго еще снился мне наш восьмидневный путь под пение «Радуйся!» по храмам и городам чудесной страны.

Красота Италии, ее городов и особенно ее природы, которую, благодаря автобусному передвижению, нам удалось рассмотреть, дарит ощущение безопасности, расслабляет и возвышает, замедляет бег времени и обогащает восприятие картинками, которые до этой поездки мне никогда не приводилось видеть в живую. Они мерещились мне благодаря литературе, музыке и, особенно, живописи, а вот теперь мне довелось увидеть эту красоту по-настоящему!

Какая красивая Верона! Это был самый наряженный к Рождеству город, Своеобразная архитектура средневекового города, овеянная романтикой любви Ромео и Джульетты, богато и радостно украшенная лампочками и свечами предстоящего Рождества, масса гуляющей публики.

Венеция околдовала меня настолько, что я забыла купленные сувениры, маски и украшения муранского стекла в одной из церквей. Причем, я сама не захотела возвращаться за своим пакетиком, и вовсе не из-за противных слов гида: «И что же вся группа будет ее ждать?!», а потому, что мне вдруг стало стыдно, что я в паломническом туре увлеклась покупками, потратив на это немало денег и времени. Впрочем, я потом жалела, что не вернулась. Хотя главное осталось со мной: это воспоминания, как я все это выбирала, трогала, рассматривала и примеривала. И то, что у меня ничего не висит на стене, это уже отсутствие вторичного удовольствия. Первичным и важнейшим было открыть дверь лавочки, около которой стоял Казанова в маске и плаще, вдохнуть волшебно-театральный запах папье-маше, трогать плюмажики над головами изысканных кукольных кокеток, бродить вдоль полок, рассматривая тонкие трещинки кракле на масках дам и сеньоров, выбирать, торговаться и купить-таки два маски, мужскую и женскую, размером с ладонь… Я вернусь в Венецию! Я оставила там свои вещи, растеряла ощущения, не дособирала впечатления! Это было бы смешно даже вообразить себе, что таким городом можно насладиться за один день. Причем, день был самым неудачным в плане выполнения программы, почти все было закрыто, даже в собор Святого Марка мы не попали. А уж Бродского и Гётте нам и подавно никто не читал.

Совершенно особые ощущения от Рима. Была чудесная погода, было свободное время, мы были в городе два дня, а, значит, видели закат над Тибром. Рим остался в памяти с самыми большими подробностями, хотя даже там мы не сумели выполнить всю заявленную программу. Вообще, у меня создалось впечатление, что программа настолько «авторская», что провести группу по всем местам может только один ее действительный автор. Мне искренне жаль, что мою группу водила не Ольга Богатырева! Почему-то кажется, что с ней я бы, наконец, смогла бы удовлетворить свою информационную жажду, потому что кроме фактических сведений, Ольга делится эмоциями, она заряжает своих слушателей любовью к Италии, дает возможность вдохнуть воздух открытий и задержать в себе самое важное – дух места! А дух, душа города раскрывается порой вовсе не в главных достопримечательностях, а в мелочах. Вот у меня от Рима осталось послевкусие хорошего горячего эспрессо, которое я смаковала, вытянув гудящие усталые ноги, в маленькой траттории на открытом воздухе. Я где-то читала, что Рим должен начинаться с чашечки ароматного крепкого кофе. И хотя я больше люблю капучино, я купила именно эспрессо в тонкой чашечке, похожей на половинку яичной скорлупки. И сидела в солнечном луче, падающем наискосок со стороны главной улицы в мой переулок, а прямо передо мной висела вывеска: «via del corso».

Нет, все-таки нельзя в такие города ездить группой: пробежка по определенному маршруту и все! Шаг в сторону недопустим, тем более, когда у нас одна четкая цель – христианские святыни. Еле-еле упросила гида в соборе Святого Петра дать время на скульптуру «Оплакивание Христа» Микеланджело – ну потрясающая же вещь! Итак, в Ватикане все мимо: и Пинакотека, и купол собора, и Сикстинская капелла – ну все! Причем, большинство в группе и не поняли, чего были лишены. Впрочем, такая же, как я, неуемная, Вера из нашей группы была более опечалена тем, что мы не помолились у мощей св. Павла Фивейского в Венеции, например, чем не катанием на катере по каналам.

Рим подарил второе по силе потрясение после Бари. Это была Святая лестница из дворца Понтия Пилата. Честно говоря, я и не знала о существовании этой святыни, как-то не попадался мне раньше на глаза рассказ о ней. Двадцать восемь ступеней, которые прошел Иисус Христос, поднимаясь на суд к Пилату, с запечатленными на ней каплями Его крови. Мраморная лестница, одетая в деревянный чехол, по которой надо подняться на своих собственных коленях. Я с ужасом стояла перед первой ступенью, боясь коснуться ее отполированной поверхности коленями и руками. Меня бросило в жар от страха, что я не пройду этот путь, не смогу подняться просто потому, что тяжесть моих грехов сбросит меня назад, что мое недостоинство и моя мерзость столкнут вниз и я покачусь по этой лестнице. Все пошли, а я медлила, решаясь. Встала с Иисусовой молитвой, закрыв глаза: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную». И острая боль от артрозных коленей – дыц! И перед глазами всплывают только что виденные свидетельства земных страданий Спасителя, собранных в Соборе Иерусалимского Креста, его Плащаница…

Он и я – снова встреча: «Я тут, Господи, я иду к Тебе, как могу – И я тоже тут, я здесь и сейчас. И я слышу тебя» …
Даже сейчас, когда пишу это, хочется плакать. А тогда я цеплялась за эти ступени ладонями, локтями, коленями, мучительно медленно поднимаясь вверх. Мне хотелось целовать каждую ступеньку, мне хотелось лечь, распластавшись, и умереть там, меня бросало то в жар, то в холод: «Помилуй мя, Господи, укрепи и исцели, просвети и руководи. И прости меня! Прости! Прости! Прости!!!!»
Когда я поднялась с колен на верху лестницы, было ощущение выздоровления, радость от чудесного избавления от ужасной опасности, надежда и вера в то, что все будет хорошо. Я сидела какое-то время наверху, выходя из состояния такой глубокой молитвы, какой у меня не было никогда, наверное. Лицо пылало, сердце колотилось, слезы катились по лицу – такое вот чудесное спасение, предвкушение Спасения – вот что я ощущала. И жалкая дрожь от собственной малой роли в этом великом событии. И ужасное искушение подняться по лестнице еще раз, чтобы еще раз услышать вокруг себя это: «Я здесь!»

Нет, нельзя. Просто буду знать. Это еще один чудесный опыт веры, тот самый Великий личный опыт, который лежит, мне кажется, в основе каждой личной веры, делая ее незыблемой и неподвластной никаким учениям-искушениям-знаниям-традициям-различиям-приказам-конфессиям-дурным новостям РПЦ и прочим внешним вещам.
А внизу молодой служитель в рясе сказал мне: «Надо же, вот сейчас 21 декабря, 11 часов 12 минут прошли, а конец света не наступил». А я подумала, что личный мой конец чуть было не пришел, когда я была на Святой лестнице. А если бы он и наступил, если бы он все-таки должен был наступить в этот день и час, то какое счастье, что Господь поставил меня в этот миг коленями на капли Своей Крови…

Вернувшись в Москву, на следующий день я встретилась с подругами в театре. «Посмотри, как она изменилась, - сказала Лена Юльке. – Да, какая-то другая стала» - ответила та, вглядываясь мне в глаза.
А потом была болезнь с температурой под сорок, я не могла толком спать и все вспоминала и вспоминала картинки своего тура, они плыли в горячечном мозгу, прижариваясь в памяти навечно. И я все больше и больше убеждалась, что съездила я очень и очень хорошо.