© 2007-2024 ООО Центр Международного Паломничества «Покров»
Учережден Православным Крестовоздвиженским Братством по благословению настоятеля Борисо-Глебского мужского монастыря
Все цены на сайте указаны с учетом отправления в паломнические поездки из Москвы. Мы можем разработать для вас индивидуальный маршрут паломничества или присоединить вас к группе паломников вне зависимости от вашего города отправления. Стоимость паломнических туров из других регионов рассчитывается индивидуально.
Сергей Шелковый
Что мне Брюссель? И что я сам Брюсселю?
Его и вовсе не видать отселе.
Там без меня льняные кружева
плетутся и кудрявится капуста.
А на Руси всю зиму – стыло, пусто.
Да так, что не спасают и слова.
Гляжу в окно со странною любовью.
Разбойной старью, а тем паче новью,
любовь сия испытана вполне.
Но сколько бы учёные мудрилы
не тратили бумагу и чернила,
а истина едва ль блеснёт в окне...
Вот маленькая правда – город Ахен.
Там вежливо немецкая мамахен
за двадцать евро мне продаст билет
до самого, извольте, до Брюсселя,
где март теплее нашего апреля
и где я не был двадцать с лишним лет.
Над Фландрией, над крышами Брабанта
плеснётся птичьих лепетов бельканто.
Бурлит Гран Пляс и продаёт цветы.
И примул колера, хоть простоваты,
но Рубенса окликнут, словно брата,
и к Брейгелю напросятся в сваты.
Атлантикою веет в лона улиц,
и каменные шкурки пёстрых устриц
шершавятся узором на лотке.
Но ведь не стать, как тот брюссельский мальчик,
одетый только в бронзу отливальщик,
беспечным и с душою налегке.
Так что ж Брюссель? Изящная шкатулка,
счастливая, по краткости, прогулка.
Но влюбчивость – вредна мне, и давно...
Полубокал вина в полупритоне,
вокзал, опять вокзал. И на перроне –
мысль трезвая, что мне своей иконе
в своём углу креститься суждено...
Его и вовсе не видать отселе.
Там без меня льняные кружева
плетутся и кудрявится капуста.
А на Руси всю зиму – стыло, пусто.
Да так, что не спасают и слова.
Гляжу в окно со странною любовью.
Разбойной старью, а тем паче новью,
любовь сия испытана вполне.
Но сколько бы учёные мудрилы
не тратили бумагу и чернила,
а истина едва ль блеснёт в окне...
Вот маленькая правда – город Ахен.
Там вежливо немецкая мамахен
за двадцать евро мне продаст билет
до самого, извольте, до Брюсселя,
где март теплее нашего апреля
и где я не был двадцать с лишним лет.
Над Фландрией, над крышами Брабанта
плеснётся птичьих лепетов бельканто.
Бурлит Гран Пляс и продаёт цветы.
И примул колера, хоть простоваты,
но Рубенса окликнут, словно брата,
и к Брейгелю напросятся в сваты.
Атлантикою веет в лона улиц,
и каменные шкурки пёстрых устриц
шершавятся узором на лотке.
Но ведь не стать, как тот брюссельский мальчик,
одетый только в бронзу отливальщик,
беспечным и с душою налегке.
Так что ж Брюссель? Изящная шкатулка,
счастливая, по краткости, прогулка.
Но влюбчивость – вредна мне, и давно...
Полубокал вина в полупритоне,
вокзал, опять вокзал. И на перроне –
мысль трезвая, что мне своей иконе
в своём углу креститься суждено...